То-то радости пустомелям!
Темноты своей не стыжусь!
Не могу я быть Птолемеем!
Даже в Энгельсы не гожусь!
Но от вечного бегства в мыле,
Неустройством Земным томим,
Вижу: что-то неладно в Мире,
Хорошо-бы заняться им.
Только Век меня держит цепко:
С ходу гасит любой порыв.
И от горести нет рецепта:
Все, что были, сданы в архив...
И все-таки я, рискуя прослыть
Шутом, дураком, паяцем,
И ночью и днем твержу об одном:
Не надо, люди, бояться!
Не бойтесь хвалы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, КАК НАДО!"
Кто скажет: "Идите, люди за мной!
Я вас научу, КАК НАДО!"
Темноты своей не стыжусь!
Не могу я быть Птолемеем!
Даже в Энгельсы не гожусь!
Но от вечного бегства в мыле,
Неустройством Земным томим,
Вижу: что-то неладно в Мире,
Хорошо-бы заняться им.
Только Век меня держит цепко:
С ходу гасит любой порыв.
И от горести нет рецепта:
Все, что были, сданы в архив...
И все-таки я, рискуя прослыть
Шутом, дураком, паяцем,
И ночью и днем твержу об одном:
Не надо, люди, бояться!
Не бойтесь хвалы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, КАК НАДО!"
Кто скажет: "Идите, люди за мной!
Я вас научу, КАК НАДО!"